глава 17. ПОДВОДНЫЙ ЛЕС

Мы подошли, наконец, к опушке леса, несомненно одного из красивейших
мест в обширных владениях капитана Немо. Он считал их своей собственностью
и имел на это такое же право, какое присвоил себе первый человек в первые
дни существования мира. И кто мог оспаривать у него права на подводные
владения? Какой смельчак дерзнул бы проникнуть в эти глубины и с топором в
руках расчищать себе путь сквозь дремучие заросли?
Подводный лес состоял из гигантских древовидных растений; и едва мы
вступили под его мощные своды, как мое внимание было привлечено
своеобразным явлением природы, еще не встречавшимся в моей научной
практике.
Ни одна травинка не стлалась по земле, ни одна ветвь не сгибалась и не
росла в горизонтальном направлении. Все устремлялось вверх, к поверхности
океана. Ни единое волоконце, ни один стебелек, как бы тонки они ни были,
не клонились к земле, а вытягивались в струнку, как железные прутья,
фукусы и ламинарии, уступая плотности окружающей среды, тянулись вверх по
прямой линии, строго перпендикулярной к поверхности океана. Водоросли,
казалось, застыли в своей неподвижности, и, чтобы пройти, приходилось
раздвигать их руками; но растение тотчас же принимало прежнее положение.
Тут было царство вертикальных линий!
Вскоре я освоился и с причудливым лесом и с полумраком водной среды.
Песчаный грунт был усеян острыми камнями, затруднявшими нам путь.
Подводная флора показалась мне чрезвычайно богатой, даже более богатой,
нежели в арктических и тропических зонах, где она представлена достаточно
скупо. В первое время я не мог отличить мир растительный от мира
животного: зоофитов принимал за водоросли, животных - за растения. И кто
бы не ошибся на моем месте? Фауна и флора часто так сходны по форме в
подводном мире!
Я заметил, что все особи растительного мира лишь прикрепляются к
грунту, а не растут из него. Не имея корней, они требуют от земли не
жизненных соков, а только опоры; они равно произрастают на камнях,
ракушках, песке или гальке. Все нужное для их существования заключается в
воде, вода их поддерживает и питает. Большинство растений пластинчатой,
весьма прихотливой формы; в окраске растений преобладают тона розоватые,
алые, зеленые, желтоватые, рыжие и бурые. Мне повстречались тут живые
образцы тех особей, которые в засушенном виде хранились в коллекции
"Наутилуса": веерообразная падина-павония, казалось, жаждавшая дуновения
ветерка, пунцовые церамиумы, ламинарий, съедобные водоросли, простирающие
вверх свои молодые побеги, нитевидные нереоцистисы, распускавшие свои
ветви на высоте пятнадцати метров, букеты ацетобулярий - нитчатых
дудчаток, стебли которых утолщаются кверху, и множество других, лишенных
цветков морских растений. "Любопытная аномалия, причуда водной среды! -
сказал один естествоиспытатель. - Здесь животные, как цветы, а растения
лишены цветов!"
Между древовидными растениями, не уступавшими по величине деревьям
умеренного пояса, виднелись кустовидные колонии шестилучевых кораллов,
настоящие кустарники в цвету! Живые изгороди из зоофитов, на которых пышно
распускались коралловидные меандрины, исполосованные извилистыми
бороздками, желтоватые звездчатые кораллы-кариофиллеи с прозрачными
щупальцами, пучки похожих на травы зоантарий, и в довершение иллюзии рыбки
- ильные прыгуны порхали с ветки на ветку, точно рой колибри, а из-под
наших ног, как стаи бекасов, поднимались желтые, с ощеренной пастью и
заостренной чешуей леписаканты, дактилоптеры и моноцентры.
Около часу дня капитан Немо дал сигнал к отдыху, чем меня весьма
обрадовал. Мы расположились под сенью аларий с лентовидным слоевищем,
вздымавших свои длинные, похожие на стрелы стебли.
Короткий отдых был чрезвычайно приятен. Недоставало только возможности
поговорить. Но все же я приблизил свою большую медную голову к шлему
Конселя. Глаза его из-под толстых стекол скафандра блестели от
удовольствия, и в знак полного удовлетворения он комично завертел головой
в своем металлическом колпаке.
Меня крайне удивляло, что после четырехчасовой прогулки я не ощущал
голода. Что было тому причиной, я не знал. Но меня неодолимо клонило ко
сну, как это бывает со всеми водолазами. Веки мои смежились, и я отдался
дремоте, которую преодолевал только движением. Капитан Немо и его
богатырского сложения спутник первые подали пример, растянувшись во весь
рост в лоне этой кристаллически чистой среды.
Не могу определить, сколько времени я спал; но, проснувшись, я заметил,
что солнце клонилось к горизонту. Капитан Немо уже встал, и я начал было
потягиваться, расправляя члены, как одно непредвиденное обстоятельство
мгновенно подняло меня на ноги.
В нескольких шагах от нас чудовищный краб в метр вышиной, вперив в меня
взгляд раскосых глаз, готовился наброситься на меня. Хотя скафандр служил
достаточной защитой от его клешней, все же я не мог скрыть овладевшего
мной ужаса. В эту минуту проснулись Консель и матрос с "Наутилуса".
Капитан Немо указал матросу на гнусное членистоногое, и тот, ударив его
прикладом, тотчас же убил гада; и я видел, как сводило в предсмертных
конвульсиях страшные лапы чудовища.
Случай этот заставил меня вспомнить, что в мраке водных пучин водятся и
более опасные животные, от которых не защитит и скафандр. Удивительно, что
я не подумал об этом раньше! Впредь я решил быть настороже. Впрочем, мне
казалось, что наш привал знаменует конец прогулки. Но я ошибался. Капитан
Немо и не помышлял возвращаться к "Наутилусу", он отважно шел вперед.
Дно круто спускалось вниз, и мы все больше погружались в морские
глубины. Было примерно около трех часов дня, когда мы очутились в узкой
ложбине, стиснутой отвесными утесами, на глубине ста пятидесяти метров под
уровнем моря. Благодаря совершенству наших водолазных аппаратов мы
опустились уже на девяносто метров ниже того предела, который природа,
казалось, установила для подводных экскурсий человека.
Я определил глубину нашего погружения в сто пятьдесят метров, хотя
никаких измерительных приборов у меня не было. Но я знал, что даже в самых
прозрачных водах солнечные лучи не могут проникать глубже определенной
толщи воды. На расстоянии десяти шагов ничего не было видно. Я шел ощупью,
как вдруг тьму прорезал довольно яркий луч света. Капитан Немо зажег
электрический фонарь. Его спутник сделал то же. Мы с Конселем последовали
их примеру. Как только мы повернули выключатель, змеевидная стеклянная
трубка, наполненная газом, засветилась от действия электрического тока.
Свет наших фонарей осветил море в радиусе двадцати пяти метров.
Между тем капитан Немо вел нас все дальше, в самую глубь мрачного леса,
в котором все реже и реже встречались кустистые колонии. Растительная
жизнь, как я заметил, исчезала заметно раньше животной. На этих глубинах
морские растения из-за недостатка солнечного света почти не встречались,
меж тем как множество удивительных животных, зоофитов, членистоногих,
моллюсков и рыб все еще кишело вокруг нас.
Дорогой я подумал, что свет электрического аппарата Румкорфа должен
привлечь внимание обитателей мрачных глубинных слоев. Но если морские
животные и приближались к нам, то все же держась на почтительном
расстоянии, недоступном для охотника.
Несколько раз капитан Немо останавливался и вскидывал ружье к плечу,
но, прицелившись, опускал ружье, не выстрелив, и шел дальше.
Наконец, около четырех часов дня мы достигли цели нашей чудесной
прогулки. Перед нами вдруг выросла гранитная стена, величественная громада
неприступных утесов, изрытая пещерами. Это было подножие острова Креспо.
Это была земля!
Капитан Немо остановился. Жестом он приказал нам сделать привал, и, как
я не жаждал преодолеть эти стены, пришлось повиноваться. Здесь кончались
владения капитана Немо. Он не хотел переступить их границы. За этой чертой
начинался другой мир, в который он не желал шага ступить!
Мы тронулись в обратный путь. Капитан Немо снова встал во главе нашего
маленького отряда и, не колеблясь, повел нас вперед. Мне показалось, что
мы возвращались к "Наутилусу" другой дорогой. Новая дорога с чрезвычайно
крутым подъемом, а значит и очень утомительная, скоро вывела нас к
поверхности океана. Впрочем, вступление в верхние слои воды совершалось
более или менее постепенно и не могло грозить неприятными последствиями,
так как резкое изменение давления гибельно отражается на человеческом
организме и является роковым для неосторожных водолазов. Вскоре мы снова
вошли в освещенные слои воды. Солнце стояло низко над горизонтом, и его
косые лучи, преломляясь в воде, окружали радужным ореолом все предметы.
Мы шли на глубине десяти метров. Вокруг нас кружили стайки самых
разнообразных рыбешек, более многочисленных, чем птицы в воздухе, и более
проворных, но ни одна водяная дичь, достойная ружейного выстрела, не
попалась нам на глаза.
Внезапно капитан Немо опять вскинул ружье к плечу и стал прицеливаться
в какое-то существо, мелькавшее в кустах. Он спустил курок. Послышался
слабый свист, и сраженное животное упало в пяти шагах от нас.
Это была великолепная морская выдра, калан, единственное четвероногое,
обитающее только в морях. Мех выдры, достигающей полутора метров,
темно-коричневый, на кончиках серебристо-белый и весьма нежного
подшерстка, высоко ценится на русском и китайском рынках. По тонкости и
шелковистости волоса мех нашей выдры должен был стоить по крайней мере две
тысячи франков. Я с интересом рассматривал этот любопытный образец
млекопитающего с плоской головой, короткими ушами, круглыми глазами,
белыми кошачьими усами, с сильно развитой перепонкой между пальцами лапок,
с пушистым хвостом. Это ценное хищное животное, за которым охотятся,
устраивая целые облавы, становится чрезвычайно редкой добычей и
встречается чаще всего в северной части Тихого океана, где тоже, вероятно,
скоро исчезнет.
Спутник капитана Немо взвалил убитое животное себе на плечи, и мы опять
двинулись в путь.
Целый час шли мы по песчаной равнине. Местами дно поднималось
настолько, что каких-нибудь два метра отделяло нас от поверхности океана.
И тогда я видел, как отражение наших фигур в воде бежало в обратном
направлении, а другое отражение, повернутое вверх ногами, плыло над нашими
головами.
Помимо этого было еще явление, достойное внимания. Над нами непрерывно
проносились облака, мгновенно сгущавшиеся и мгновенно таявшие. Подумав, я
понял, что возникновение облаков объясняется постоянным изменением толщи
водяного слоя над нами, и, приглядевшись, заметил даже белые "барашки" на
гребнях волн. Прозрачность воды была такова, что отчетливо были видны тени
крупных морских птиц, пролетавших над океаном.
И тут-то я стал свидетелем самого замечательного выстрела, который
когда-либо доводилось наблюдать охотнику.
Над нами парила на широко распростертых крыльях какая-то большая птица.
И когда она летела в расстоянии нескольких метров от поверхности моря,
спутник капитана Немо прицелился и подстрелил птицу. Птица камнем упала в
море, и сила падения была так велика, что, преодолев сопротивление воды,
она свалилась почти в самые руки меткого стрелка. Это был альбатрос,
великолепный представитель отряда морских птиц.
Импровизированная охота нисколько не замедлила нашего походного марша.
В течение двух часов мы шли то по песчаной равнине, то среди лугов морских
водорослей. Я буквально изнемогал, как вдруг слабая полоска света рассеяла
темноту вод на полумилю. Это был прожектор "Наутилуса". Еще каких-нибудь
двадцать минут - и мы на борту судна! Наконец-то я вздохну свободно! Мне
начинало казаться, что кислород в моем резервуаре уже истощается. Но я не
предвидел, что нечаянная встреча несколько замедлит наше возвращение на
"Наутилус".
Я шел шагах в двадцати от спутников. Вдруг капитан Немо круто
повернулся и быстро направился ко мне. Мощной рукой он пригнул меня к
земле, его спутник поступил так же с Конселем. В первую минуту я не знал,
что и подумать об этом внезапном нападении, но, увидев, что капитан лежит
неподвижно подле меня, я успокоился.
Я лежал распростертый на земле, под прикрытием водорослей. Взглянув
вверх, я увидел, что над нами проносятся какие-то огромные
фосфоресцирующие туши.
Кровь застыла в моих жилах. Я узнал страшных морских хищников. Это были
две акулы, ужасные акулы-людоеды с огромным хвостовым плавником, тусклыми
стеклянными глазами, с глазчатыми, пропитанными светящимся веществом
пятнами на морде. Чудовищная пасть, способная одним движением своей
железной челюсти раздробить человека! Не знаю, занимался ли Консель
классификацией акул, что касается меня, я глядел на их серебристое брюхо,
грозную пасть, ощеренную зубами, скорее как жертва, чем как
ученый-естествоиспытатель.
К нашему великому счастью, у этих прожорливых животных плохое зрение.
Распустив свои темные плавники, они пронеслись мимо, не заметив нас; и мы
каким-то чудом избавились от опасности более страшной, чем встреча с
тигром в глухом лесу.
Через полчаса мы подошли к "Наутилусу", яркий прожектор которого
указывал нам путь. Люк был открыт, и, как только мы вошли в кабину,
капитан Немо захлопнул наружную дверь. Затем он нажал кнопку. Насосы
внутри судна заработали, что было видно по тому, как спадает уровень воды
вокруг нас. Через несколько секунд в кабине не осталось и капли воды.
Тогда распахнулась внутренняя дверь, и мы попали в гардеробную.
Не без труда сняли мы свои скафандры, и я, измученный, полусонный,
падая от усталости, но совершенно очарованный чудесной подводной
прогулкой, добрался, наконец, до своей каюты.

"...Пустынный берег был гол и мертв — редко-редко деревья или высокие кустарники виднелись вдали на плоской прибрежной равнине да по ночам доносились вопли шакалов. Ни следа пребывания человека не встретилось путешественникам на протяжении шестидесяти дней плавания.
Зато в море довелось увидеть незабываемые чудеса. Вначале корабли, затерявшиеся среди сверкавшей расплавленным серебром воды, быстро подгонялись сильными ветрами, и моряки, следя за мелями и островками, ничего не замечали. Позднее они освоились с плаванием, и однажды, когда ветер ослабел и суда медленно двигались по зеркальной глади кристально-прозрачной зеленой воды, впервые предстали перед сынами Кемт прекрасные подводные сады.
В теплой воде под кораблями дно моря было на глубине всего в четыре локтя, устланное серебристым белым песком. Сначала заметили желтые и красные кустики каких-то растений, оказавшиеся при пробе веслом твердыми как камень.
Затем под кораблями замелькали большие лиловые шары, коричневые связки прозрачных бокалов, темно-красные клубни, усеянные массой мельчайших отверстий. Пестрые раковины лежали на дне, между каменными кустами сновали маленькие черно-белые рыбки. Угрюмо клубились над дном черные, мягкие и пористые массы — это были губки, знакомые бывавшим у Зеленого моря. Люди часто бросались в воду, загоняя в сети стаи крупных серебряных рыб.
Однако после того, как путешественники познакомились с опасностями этих изумрудных вод, беспечность сменилась осторожностью.
Какие-то плоские мерзкие рыбы погубили двух воинов, распоров им животы своими тонкими хвостами.
Гигантские черные морские ежи с иглами в локоть длиной наносили долго не заживающие раны.
Попытки схватить диковинно-прозрачных, похожих на студень животных, переливавшихся смесью розового и небесно-голубого цвета, кончались воплями непонятным способом обожженных людей.
Но подлинное волшебство подводных садов открылось только после того, как корабли приблизились к белой полосе прибоя. Мелкая изумрудная вода протянулась широким каналом вдоль берегов. Этот канал отделялся от синего открытого моря подводными скалами. Когда частые мели задержали дальнейшее продвижение, кормчий передового корабля Уахенеб повел суда вдоль подводных скал.
Невольный крик вырвался у наблюдателей — из сине-зеленой глубины внезапно начали всплывать кусты, грибы, деревья, причудливые кружева, смутные, подернутые нежно-зеленой дымкой. Несколько дальше четко вырисовывались, словно вырезанные, молочно-белые и бирюзовые каменные кусты. Их белые, лазоревые и сине-фиолетовые ветви переплетались сказочным узором, ярко освещенные солнечными лучами. Кусты сменялись тончайшей замысловатой вязью цвета сливок, перемежавшейся с тонкими ярко-алыми и пурпурными кустиками.
Забыв все, люди всматривались в прозрачную воду, а там по мере движения кораблей подводные сады развертывались в великолепном разнообразии красок и тонов, в неисчерпаемом богатстве оттенков, зависящих от глубины воды. То они едва чудились в полутьме прозрачными голубыми, красными и изумрудными тенями, то выступали совсем близко к поверхности, принимая удивительно яркую и чистую окраску.
Ближе к самому краю рифов ступеньками сбегали в глубину белые и фиолетовые зонтики и чаши, блюда, словно сделанные из слоновой кости; высокие прозрачные розоватые бокалы, извивы просвечивающих голубым огнем пластин и гребней.
Над обрывами в качающихся бликах солнца висели на выступах круглые купола, как будто из чистейшего снежно-белого фарфора, усеянного бирюзовыми пятнами и звездами.
Бесконечное разнообразие форм и красок ослепляло растерявшихся наблюдателей. Давно шли корабли над подводными садами Лазурных Вод. Все участники экспедиции, во главе с самим Баурджедом, провели много часов, лежа на бортах кораблей и без устали следя за проплывающими мимо картинами.
Красота подводных садов была волшебной. Десятки раз люди, очарованные небесно-голубым кустом или алым кружевом, бросались в воду и обламывали твердые как камень ветви или фестоны, обжигающие таинственным огнем. Но, вытащенные из воды, они мгновенно превращались на воздухе в серые или грязные обломки, теряя всю свою красоту. Желтые и светло-зеленые живые цветы, шевелившие длинными щупальцами между волшебными кустами, едва только их поднимали на судно, превращались в бесформенные комки отвратительной слизи.
Подводная красота не давалась в руки человеку, безвозвратно терялась, едва только люди хотели поймать ее, удержать для себя. Суеверный страх охватил сынов Кемт при виде необъяснимых превращений.
Тех наиболее неистовых, которые хотели, нырнув, насладиться очарованием волшебных садов под водой, стерегли страшные ядовитые рыбы. Похожие на толстых змей, по семь локтей в длину, эти рыбы были коричневого и стального цвета, усеянные на спине мелкими черными пятнами. Они обладали пастью с необыкновенными, острыми и длинными зубами. Скрываясь в темных проходах меж дивных кустов, они поднимали вверх голову и страшными выпуклыми глазами следили за пловцами, раскрывая пасти.
Края рифов, обращенные к открытому морю, обрывались сразу в безвестную темную глубину. Там исчезали, растворяясь во тьме, последние силуэты кустов и выступов на крутом обрыве, и глубокая таинственная пучина была мертва и темна.
Иногда оттуда всплывали гигантские рыбы с острым рылом и щелевидным ртом, снабженным пилой острейших зубов. Они безжалостно хватали неосторожных купальщиков, мгновенно откусывая руки или ноги. Безмятежное сияющее море оглашалось отчаянными криками, окрашивалось кровью. Приобретя опыт, путешественники купались только в мелкой зеленой воде за рифами. Когда на поверхности моря показывались треугольные спинные плавники гнусных рыб, боязнь и отвращение наполняли мореплавателей..."